Эта статья ответ на эссе Стивена Бланка «Энергетическая стратегия Путина гораздо амбициознее, чем вы предполагали»

Энергетическая политика — ключевая часть стратегии России, цель которой — максимально расширить ее влияние в Европе и спровоцировать раскол в Европейском союзе. Как подчеркивают критики самоуверенной российской стратегии в Европе, два главных проекта трубопроводов, строящихся при поддержке России, «Северный поток-2» и «Турецкий поток» — это гораздо больше, чем бизнес, это геополитические инструменты, направленные на увеличение рычагов воздействия России на Центральную и Восточную Европу. Однако на Западе все чаще появляются статьи, ошибочно изображающие члена НАТО Венгрию как государство-спутник в глобальной европейской стратегии российского президента Владимира Путина. Эти заявления неуместны.

Ключевой повод для критики в адрес Венгрии — ее политика в области энергетики. Одним из первых стратегических решений второго правительства премьер-министра Виктора Орбана (Viktor Orbán) в 2010-2011 годах был выкуп доли главного венгерского энергетического концерна «МОЛ» (MOL), принадлежавшего российской нефтегазовой компании «Сургутнефтегаз», с целью создания преград для российского влияния на венгерском энергетическом рынке. На всякий случай скажем, что «МОЛ» (в котором венгерскому правительству принадлежит 26%) и российские энергетические компании — соперники в регионе, в частности это связано с российскими намерениями в Хорватии. Любые утверждения, что «МОЛ» или любая другая крупная венгерская компания — геополитический инструмент в руках Москвы, безосновательны.

Более того, с 2010 года Венгрия предприняла многочисленные шаги по снижению своей зависимости от России в сфере энергетики, построив газопроводы-интерконнекторы, увеличив потенциал хранилищ, поддержав инвестиции в энергетическую инфраструктуру в рамках инициативы «Трех морей», и на этом список не заканчивается. Нынешние дискуссии с Хорватией по поводу терминала для сжиженного природного газа на острове Крк и возможных будущих закупок газа Венгрией через Хорватию связаны не с вопросом о необходимости диверсификации, а с ценой.

Что касается природного газа, Венгрия очень сильно зависит от импорта и от одного поставщика — России. Как и у многих других членов ЕС, у нее есть две стратегические цели: диверсификация поставщиков и диверсификация транзитных маршрутов. В ряде случаев эти две цели пересекаются, как в случае с интерконнекторами в направлении Румынии и Хорватии. В других же случаях Венгрия предпринимает шаги по увеличению количества путей снабжения от российского поставщика, но это не означает, что она отказывается от второй цели.

Тем временем, другие крупнейшие соглашения в области энергетики между Европой и Россией, такие как «Северный поток-2» или «Ямал СПГ», получившие поддержку таких членов ЕС, как, например, Австрии, Италии, Франции и Германии, чреваты гораздо большими потенциальными геополитическими последствиями, чем любое соглашение между Россией и Венгрией, из-за их значительного объема, экономического масштаба и политического воздействия. Более того, встречи на высшем уровне между Путиным и многими другими лидерами стран ЕС или членов НАТО происходят, по меньшей мере, столь же часто, как встречи российского президента с Орбаном.

Бесспорно, отношения между Венгрией и Украиной в последние годы ухудшились. Однако в первую очередь это произошло в результате принятия Киевом неоднозначного закона об образовании в 2017 году, который подробно раскритиковала Венецианская комиссия Совета Европы, призвав внести в него некоторые поправки. Цель Венгрии — добиться от Украины выполнения рекомендаций Венецианской комиссии. Утверждение, что Венгрия в данный момент проводит ирредентистскую политику, чтобы освободить путь для вмешательства России, также требует анализа. Отношения между Венгрией и теми из ее соседей, с которыми у нее исторически были наиболее напряженные отношения — Словакией, Сербией и Румынией — с исторической перспективы можно назвать превосходными. Любые последние дискуссии о правах венгерского меньшинства в этих странах не имеют ничего общего со спорами, разворачивавшимися в предыдущее десятилетие или в 1990-е годы. Более того, политические задачи, которые Венгрия представила в поддержку венгерских меньшинств, вписываются в рамки европейских норм.

Венгрия последовательно с 1991 года поддерживала стабильность на Украине, ее территориальную целостность и евроатлантический курс. Венгрия выражала твердую поддержку в отношении независимости и территориальной целостности Украины, отмены визового режима с ЕС и подписание соглашения по Углубленной и всеобъемлющей зоне свободной торговли; Венгрия также поддержала санкции против России после аннексии Крыма и выступила в поддержку мер НАТО по перестраховке и сдерживанию, принятых в отношении России.

Венгрия действительно блокировала встречи на уровне министров комиссии НАТО-Украина с марта 2017 года, но так же верно, что Будапешт не выступал против любых других форматов встреч на высшем уровне и любых прочих форм сотрудничества между НАТО и Украиной. Будапешт использует эту платформу в своих спорах с Киевом, потому что он обеспокоен соблюдением прав существующего меньшинства. С точки зрения Венгрии, принятие Украины в состав НАТО должно быть основано на длительном и успешном соблюдении евроатлантических принципов.

Я говорю это не с целью оградить политику и решения Венгрии от дискуссий с позиций сторонников НАТО. Однако изображать Венгрию как Троянского коня России, проводящего путинские интересы в ущерб союзникам по НАТО, — неуместно. Венгрия преследует свои национальные интересы, как и многие другие члены НАТО, предпочитая прагматический, экономикоцентричный подход в своих отношениях с Россией и в то же время устанавливая предельно ясные границы поддержки действий России в регионе.

Гергей Варга — старший научный сотрудник Института иностранных дел и торговли в Будапеште и приглашенным научным сотрудником Центра трансатлантических отношений при Университете Джона Хопкинса.