 «Дух Хельсинки» проявляется лишь там, где различные страны осознают необходимость исторического компромисса
40 лет назад, в августе 1975 года в Хельсинки был подписан Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Его подписали главы 33 государств — всех тогдашних европейских стран (за исключением изоляционистской Албании), а также США и Канады.
Этот документ можно назвать апогеем развития «ялтинского мира», когда противостоящие друг другу системы перешли к политике «разрядки». Примечательно, что в формулировках Акта старательно избегались идеологические определения, по которым тогда было принято разделять страны, — «социалистические-капиталистические» или «демократические-тоталитарные». И символично, что Акт был подписан в Финляндии — вроде бы западной стране, но в послевоенные годы поддерживавшей «особые отношения» с СССР.
Что можно считать историческими причинами подписания Заключительного акта?
Советский блок окончательно отбросил мечты о «мировой революции», осознал границы своего географического расширения и перешел к защите статус-кво. В этом статус-кво тогда был заинтересован и Запад — после бурных гражданских и антивоенных выступлений 1960-х годов.
Но все же есть одно важное различие — Парижский май 1968 года и Вудсток как символ культурной революции можно, конечно, считать «левыми» движениями. Однако своими анархо-либертарианскими и пацифистскими лозунгами они кардинально отличались от мировоззрения, которое тогда доминировало в советском блоке. Тем не менее многие на Западе опасались этих сил как «просоветских», хотя сам СССР относился к ним с подозрением и понимал под «истинным социализмом» лишь собственную государственную модель.
Хельсинкские соглашения состояли из трех взаимосвязанных «корзин» (как это называлось на дипломатическом сленге): государственно-политической, торгово-экономической и гуманитарно-правовой. Страны, подписавшие Заключительный акт, соглашались с определенными фундаментальными принципами, несмотря на различный общественный строй. Фактически в этом можно было увидеть отражение мечты о «конвергенции», которую тогда выражали известные интеллектуалы, в том числе академик Сахаров.
Участникам Совещания проще всего оказалось принять вторую, экономическую «корзину». Европейские государства, несмотря на свою принадлежность к конкурирующим блокам (ЕЭС и СЭВ), обязались существенно смягчить свои законы относительно международного экономического сотрудничества, способствовать «свободе торговли» и росту «деловых контактов». Советские граждане 1975 года с удивлением читали эти формулировки в газете «Правда» — по условиям Заключительного акта, его должны были опубликовать ведущие СМИ стран-участниц. «Строительство коммунизма» на этом можно было считать завершенным. Восторжествовала сугубая прагматика: СССР был весьма заинтересован в закупках американского и канадского зерна, и, наоборот, в поставках на европейский рынок сибирских энергоносителей. Как раз тогда шла активная разработка тюменских нефтегазовых месторождений, и еще в 1970 году с ФРГ было заключено известное соглашение «газ-трубы».
А вот с первой и третьей «корзинами» состоялся своего рода межцивилизационный обмен. Запад соглашался признать нерушимость послевоенных «ялтинских» границ. Хотя все же в надежде на будущее объединение Германии в Акте была сделана оговорка: эти «границы могут изменяться, в соответствии с международным правом, мирным путем и по договоренности». Но советские вожди полагали, что это очень отдаленная перспектива — фиксация актуальной на тот момент территориальной целостности государств и их суверенитета казалась достаточной гарантией для сохранения правящего режима.
В обмен на это СССР подписал формулировку, которая в итоге стала для него роковой: «Государства-участники будут уважать права человека и основные свободы, включая свободу мысли, совести, религии и убеждений». И эта третья «корзина» исторически перевесила первую. В Москве вскоре возникла Хельсинкская группа, которая занялась пристальным мониторингом исполнения Заключительного акта. Она всячески преследовалась властями, но все же это диссидентское движение сыграло весьма значимую роль в общественном развитии и подготовке «эпохи перестройки», начавшейся через 10 лет после Хельсинки.
Международно-правовые и гуманитарные принципы, а также культурные свободы оказались сильнее государственно-идеологических границ.
Советский блок, да и сам СССР, был побежден не ракетами, а джинсами, голливудскими фильмами и рок-музыкой.
У дряхлеющей коммунистической цивилизации уже просто не было никакого потенциала привлекательности и убедительности — того, что политологи впоследствии назовут «мягкой силой».
В итоге «ялтинские» границы в Европе рухнули. В 1990-е годы постсоветская Россия попыталась интегрироваться в новый, глобальный мир. Но сегодня, спустя 40 лет после подписания Заключительного акта, можно с печальным удивлением заметить, что ее отношения с другими европейскими странами выглядят гораздо хуже, чем во времена «разрядки».
С тех пор многие государства-участницы Хельсинкского совещания распались (СССР, Чехословакия, Югославия), другие, напротив, объединились (ФРГ и ГДР). Однако их новые власти в каждом случае подтверждали свое следование Хельсинкским принципам взаимного уважения территориальной целостности.
Но присоединение Крыма к России в 2014 году стало беспрецедентным шагом.
В «лихие девяностые» возникло много непризнанных или полупризнанных территорий (Косово, Приднестровье, Абхазия, Южная Осетия), но столь откровенное присвоение одним государством региона другого выглядело вопиющим нарушением Заключительного акта.
Это сразу же противопоставило Россию практически всем остальным европейским странам. Повлекло за собой взаимные экономические санкции, которые серьезно подорвали Хельсинкские принципы свободы международной торговли. А в сфере гражданских прав и свобод Россия фактически вернулась к доперестроечным временам.
Есть разные версии этой внезапной исторической реставрации. Но в любом случае приходится констатировать, что Хельсинкские соглашения сегодня практически не работают. «Дух Хельсинки» проявляется лишь там, где разные страны осознают необходимость исторического компромисса. А ныне мы наблюдаем попытку одной страны наложить символическое «вето» на решения всего окружающего мира.
Вадим Штепа
|
